Квартира № 66 - Ольга Богатикова

– Знаешь, – негромко сказала ему, – у меня с родней все тоже непросто. Когда мне было пять лет, мои родители решили, что не хотят жить вместе и развелись. Я тогда осталась с отцом – мама почему-то не захотела забирать меня к себе. Мы два года прожили с ним вдвоем, а потом он женился на Кате. Знаешь, мой папа – человек с очень непростым характером. Он своевольный, жесткий, непримиримый. Я понимаю, почему мама от него ушла. С ним… сложно. А Катя живет с папой уже двадцать лет. Она сильно его любит и готова мириться с тем, что он – это он. Она и меня этому научила – что людей нельзя переделать, и они вовсе не обязаны соответствовать нашим желаниям и надеждам. Меня Катя тоже приняла и полюбила. Знаешь, со своей родной матерью за все эти годы я общалась всего три или четыре раза. Она живет на другом конце страны, у нее есть муж и дети, которых я никогда не видела. Меня же вырастила мачеха. Своей настоящей мамой я считаю именно ее. Раньше я на родительницу очень обижалась, считала, что она меня бросила, и я ей не нужна. Собственно, так и есть. Не нужна. Мы обе друг другу не нужны. При этом я не представляю, как жила бы без отца и без Кати. Они – моя семья, и я очень ими дорожу.

Белецкий осторожно сжал мою ладонь.

– А мои родители никогда не были женаты, – сказал он, глядя куда-то вдаль. – Отец изменил с моей матерью своей законной жене. Он тогда преподавал в медицинском университете и увлекся одной из студенток. Она слишком поздно сообщила ему, что беременна. Наверное, надеялась, что Егор Дмитриевич, увидев ее живот, оставит супругу и женится на ней. А он не оставил и не женился. У него была приличная уважаемая семья, и отец не хотел ничего менять. Конечно, он мог бы легко устроить аборт на любом сроке, но дело почему-то затянулся, и я все-таки родился. Утаить этот факт оказалось невозможным…

– Почему?

– Потому что, во-первых, глава рода – мой дед – сразу ощутил, что в семействе Белецких случилось пополнение, а во-вторых, мои родственники всегда считали, что кровь – не водица, а потому всех отпрысков, даже незаконных, нужно держать при себе. В общем, отец дал мне свою фамилию и семейный перстень, периодически переводил матери деньги на мое содержание и время от времени приглашал на семейные праздники. Последнее было обязательным условием деда. К слову сказать, он единственный относился ко мне по-человечески. Для остальных я был и остаюсь ублюдком. В том числе, для отца. Меня такое положение дел никогда не устраивало, поэтому я предпочитаю жить сам по себе.

– А твоя мама?

– Она вышла замуж и родила мне замечательную сестру. Сейчас сестра замужем и живет за границей. У нас отличные отношения, раз в год я летаю к ней в гости. Мать и отчим несколько лет назад умерли – оба от сердечного приступа, но с разницей в три года. Вот и вся история моей семьи.

Мне стало неловко.

– Прости, пожалуйста, – негромко сказала ему.

– За что? – удивился Белецкий.

– За то, что влезла в твои личные дела.

– Ерунда, – махнул рукой Петр. – Однажды я бы все равно тебе о них рассказал.

Мои губы сами собой растянулись в улыбке. Петя улыбнулся в ответ и поцеловал мою руку.

К дому мы вернулись в сумерках. На новой детской площадке во всю веселилась ребятня. Мальчики и девочки облепили горки-лазалки, как обезьянки, и, громко хохоча, шумно во что-то играли.

– Забавно, – усмехнулся Белецкий, кивнув в сторону. – Смотри, новый городок поставили, а старые качели не увезли. Теперь они здесь, как бельмо на глазу.

Я пожала плечами. Ну да, ржавое облезлое чудище стояло на месте. Ну, так что ж? Рабочие, которые смонтировали новые качели, убирать прежние вовсе не обязаны. Не удивлюсь, если это недоразумение будет стоять здесь вечно. Его конструкция такова, что дети продолжат качаться на нем до следующего большого взрыва.

Вот и сейчас качели не стояли без дела – на них сидела Маша Сорокина. Увидев нас с Белецким, она приветливо помахала рукой.

– Что же ты не идешь на новые цепочки? – спросил у нее Петр. – Они и больше, и удобнее.

– Не, дядь Петь, – мотнула головой юная волчица. – Эти лучше.

– Почему?

– На них можно сильно раскачаться. А еще они радостные.

Я улыбнулась столь забавно формулировке – и замерла. Сквозь крики детей и рокот проезжавших мимо автомобилей послышалось журчание воды.

Неужели где-то прорвало трубу?

Я прислушалась снова и с удивлением поняла, что звук доносится прямо из-под ног.

Посмотрела на землю – и охнула. Слой асфальта, покрывавшего все вокруг, неожиданно стал прозрачным. Сквозь него, как через толстое мутное стекло, были видны камни, корешки растений и толстые пальцы металлических труб, протянутые к нашему дому.

С последними все было в полном порядке, однако журчание стало громче и теперь слышалось так отчетливо, будто я стояла на берегу какого-то водоема.

Я пристальнее всмотрелась в землю и увидела широкий ручей, неторопливо текущий глубоко под трубами. Его русло извивалось, как змея, и собиралось в единую чашу прямо под старыми качелями.

– Алиса? – позвал меня Петр. – Что-то случилось?

От чаши подземного ручья вверх поднималось легкое голубоватое облако. Оно окутывало и качели, и двор, и дом чем-то мягким, нежным, бесконечно добрым. И радостным, да.

Я перевела на Белецкого глаза. По ощущениям они были круглыми, как монеты.

– Петя, – сказала неожиданно охрипшим голосом, – этот твой перстень, усиливающий магию, работает не только для колдунов, да?

– Не знаю, – пожал плечами тот. – А что?

– Петя, – я понизила голос до шепота, – я знаю, где спрятан родник с живой водой. Он находится прямо под нашими ногами…

Шепот

– Он хочет вернуться на поверхность.

– В каком смысле – хочет?

– В прямом. Под землей ему тесно и скучно. Он живет там много лет, и ему это страшно надоело.

– Хм… Как же ты это поняла?

– Услышала. Или ощутила… Не знаю как объяснить, Петя. Я просто это